На главную
Библиотека сайта
История развития жизни
Креационизм
Ссылки
Гостевая




П. В. Пучков, И. И. Дзеверин, И. В. Довгаль

 

ЧЕСТНЫЙ ОТВЕТ АВТОРУ "ПОДЛОГО УДАРА":

II. КРЕАЦИОНИЗМ И ЭКОЛОГИЯ

 

В рамках дебатов на тему "Реальна ли макроэволюция (прогрессивная эволюция)?" (Киев: Международный Соломонов Университет, 2001 г) мы представили доклад "Эмпирические основы теории макроэволюции", и вывесили его в Интернете (Дзеверин и др., 2002). Геолог-креационист А. В. Лаломов в статье, озаглавленной "Подлый удар в спину эволюционизма со стороны окаменелостей" (2004), выдвинул ряд аргументов, доказывающих, по его мнению, несоответствие наших взглядов и эволюционизма в целом с данными геологии, палеонтологии, палеоэкологии и экологии. В прошлой статье (Пучков и др., 2006) мы продемонстрировали несостоятельность геологических и палеонтологических аргументов А. В. Лаломова. Однако важный блок аргументов нашего критика, касающийся трактовки геологической летописи с позиций "экологической зональности до глобальной катастрофы" и самой этой "катастрофы" (т. е. Ноева Потопа), мы не рассмотрели.

Это необходимо сделать: а) для полноты картины; б) так как некоторые завсегдатаи креационистских сайтов, принимая желаемое за действительное, сообщают единоверцам, будто А. В. Лаломов "научно опроверг эволюцию" и "доказал факт Потопа"; и, особенно, в) потому, что нижецитированная (см. ниже 1) "палеоэкологическая" аргументация проникла, с подачи А. В. Лаломова, в один из российских учебников "Общей биологии" (Вертьянов, 2005: 216-219), и уже отравляет сознание учителей и учеников.

Ниже красным цветом выделены цитаты из анализируемого труда нашего оппонента (Лаломов, 2004), зеленым - из других публикаций креационистов, синим - из труда С. В. Мейена (1989), а сиреневым - цитаты из наших статей.

 

1. ДОПОТОПНАЯ "ЭКОЛОГИЧЕСКАЯ ЗОНАЛЬНОСТЬ" И "ВОДНАЯ КАТАСТРОФА" В ИСПОЛНЕНИИ А. В. ЛАЛОМОВА

Согласно А. В. Лаломову "закономерности распределения окаменелостей в осадочных слоях ("чем ближе к нашим дням, тем больше все более сложных форм, все более сходных с современными существами") могут быть объяснены не только с позиции эволюции", но и "экологической зональностью биологического мира, существовавшего до глобальной катастрофы, различной подвижностью животных и разной плавучестью погибших тел. Так, одноклеточные организмы (как и в наше время) существовали в трещинах и грунтовых водах допотопной Земли [вот вам и архей с ранним протерозоем! - П.П., И.Д., И.Д.]. В условиях катастрофы первыми гибли и захоранивались донные членистоногие и моллюски (позже эти слои получили название раннего палеозоя), затем рыбы (девонский период (карбон [опечатка: нужно "девон" - П.П., И.Д., И.Д.]) так и называют - "век рыб"), затем в слои осадочных пород попадали обитатели прибрежной зоны (следующий за девоном каменноугольный период часто называется "эпохой земноводных"). Как указано в энциклопедии "Современное естествознание" [2000, т.9, с.319]: "Поздний палеозой (карбон и пермь) известен прежде всего как эпоха рассвета наземной растительности. Это и травы, и кустарники, и высокие деревья … Многие погибшие деревья дали начало массовому накоплению угля". Но ведь это характеристика не возрастного интервала продолжительностью в десятки миллионов лет (что же, в этот период моря с Земли исчезли?), а экосистемы болотистых прибрежных низменностей! На следующем этапе катастрофы на прибрежных равнинах и во внутренних водоемах гибли и засыпались осадками рептилии (мезозойская эра - время рептилий)".

Дальше приведен рисунок "Предполагаемая схема распространения организмов перед глобальной водной катастрофой", из которого следует, что существа, считающиеся обычно жившими в разные геологические эры и периоды, якобы жили одновременно, но в разных экосистемах.

"То, что зональность организмов в геологической колонке носит не эволюционный, а экологический характер, подтверждается выводами современной геологии: "Практически все палеонтологически обоснованные границы, таким образом, не могут считаться "эволюционными". Их палеонтологическое обоснование является экологическим, а если мы учитываем и характер смены литологии на этой границе, то и палеоэкосистемным" [Мейен, 1989, с. 43].

Фактор подвижности проявлялся в способности животных спасаться от стремительно развивающейся трансгрессии. Здесь проявлялась как непосредственно физическая подвижность (помните: в нижних, пермских слоях встречаются менее подвижные рептилии, в вышележащих, мезозойских, - более подвижные), так и уровень организации высшей нервной деятельности. Млекопитающие, как более высокоорганизованные животные, уходили с низменностей на возвышенности и погибали в последнюю очередь, в самых верхних, кайнозойских слоях. В тесной связи с подвижностью организмов находится факт, что следы амфибий и рептилий часто встречаются на более низком уровне геологической колонки, чем окаменевшие остатки их тел. Фактор плавучести проявляется в том, что в случае гибели в водной среде, тела одних животных могут держаться на поверхности воды дольше других.

Эксперименты над трупами современных животных показывают, что птицы плавают на поверхности воды в среднем 76 дней, млекопитающие - 56 дней, рептилии - 32 дня, а амфибии - 5 дней [Рос, 2001]. Данная последовательность хорошо согласуется с порядком залегания ископаемых животных в геологической колонке; таким образом, фактор плавучести мог играть важную роль во время глобальной и кратковременной водной катастрофы.".

Мы привели почти полностью авторский текст по теме Потопа, чтобы избежать обвинений в подмене "научно грамотного" креационизма "неграмотным" (Лаломов, 2004; Пучков и др., 2006: пункт 1.). Пусть читатели, знакомые с представлениями моррисиан о Потопе (напр. Хэм и др., 1993; Моррис, 1995; Головин, 1999; Хэм и др., 2000; Тэйлор, 2000), обнаружат в них существенные отличия от версии А. В. Лаломова, сути и приемов его аргументации. Также рекомендуем им наши статьи в печати и Интернете (Пучков, 2001, 2003), где показана полная несостоятельность основных креационистских домыслов, касающихся Потопа, включая и многие из используемых А. В. Лаломовым. Не повторяя уже опубликованых аргументов (там же), на которые критик и его приверженцы все еще не придумали возражений, разберем, насколько соответствует фактам собственно лаломовская интерпретация, процитированная выше. Чтя экологическую и палеоэкологическую фразеологию автора, назовем ее для краткости ""палеоэкологическая" модель".

Осознаем, что наше изложение слишком обширно, перегружено деталями и цитатами (местами - повторными), за что просим прощения у читателей. Но если бы кого-то вынудили опровергать с позиций современной науки теорию, согласно которой плоская Земля возлежит на слонах, а те, в свою очередь, на черепахе, то список опровержений тоже был бы длинным и нудным. Всё же надеемся, что наши аргументы помогут тем, кто хочет разобраться в том, как в действительности развивалась жизнь на Земле. Что касается учения о слонах и черепахе, то оно не более (и не менее) обосновано, чем "палеоэкологическая" модель или другие моррисианские концепции, но, к счастью, пока не нашло апологетов, которые замаскировали бы его абсурдность современной наукообразной фразеологией!

 

2. ОБРАЗОВАНИЕ ОКАМЕНЕЛОСТЕЙ: НОЕВ ПОТОП ИЛИ ЛОКАЛЬНЫЕ БЕДСТВИЯ?

А. В. Лаломов прав: "чтобы сохраниться и попасть в число экспонатов Палеонтологического музея, погибший организм должен быть в очень короткий срок погребен очередной порцией осадков." Но затем следует странное заявление, что "если средняя скорость накопления осадков не превышает миллиметров за тысячи лет (а именно такая скорость получается, если мы разделим толщину осадочного слоя на время его образования по геохронологической шкале), то тогда остатки организмов не должны сохраняться вообще." Констатируя, что "порой геологические слои <...> просто набиты окаменелостями", что окаменелости нередко свидетельствуют о мгновенной смерти (отпечатки бесскелетных беспозвоночных; двустворки со сжатыми створками; полные скелеты динозавров в Монголии и парейазавров близ Котельничей, захороненных "в прижизненном состоянии - на прямых ногах и с поднятой головой"), А. В. Лаломов подводит читателя к двум выводам: а) все это - жертвы глобального и единого "катастрофического события", сиречь Ноева Потопа; б) эволюционисты неправы, ибо образование окаменелостей невозможно при постулируемом ими постепенном осадкообразовании за миллионы лет.

Перед нами - очередная подмена понятий. Во-первых, ни мы, ни, насколько нам известно, другие дарвинисты никогда не считали, что осадкообразование происходит с постоянной скоростью, исчисляемой "разделением толщины осадочного слоя на время его образования по геохронологической шкале". Подсчеты по принципу "максимум точности - минимум достоверности" суть излюбленное занятие не эволюционистов, а креационистов со времен преподобного Ашера: интересующихся отсылаем к Дж. Диллоу и Г. Моррису (1995) с их "научными" вычислениями массы воды в допотопном паровом пологе и численности допотопного человечества. Мы вообще не понимаем, как можно подсчитывать "среднюю скорость накопления осадков" геологических толщ, не зная сроков, за которые те образовались в действительности (если у слоя, скажем, юрский возраст, это вовсе не значит, что он образовывался на протяжении всей юры, ни даже того века юры, с коим слой сопоставлен!), ни того, была ли скорость осадконакопления постоянной, ни того, какая часть этой толщи потом была разрушена в ходе возможной (очень часты трудно диагностимые "скрытые перерывы" осадконакопления, - Мейен, 1989: 24-25) или доказанной эрозии перед отложением покрывающего слоя, а также других обстоятельств.

Во-вторых, в прошлом, как и теперь, повсюду краткие периоды (минуты, часы, дни, недели) локальных и региональных наводнений, селей, оползней, извержений, цунами и прочих бедствий чередовались со спокойными периодами, длившимися месяцами, годами, сто- и тысячелетиями. Толщи осадков, возникавшие во время таких бедствий, нередко превосходили по мощности те, что образовывались за спокойные годы; и, конечно же, организмы, застигнутые бедствиями, гораздо чаще становились окаменелостями, чем погибавшие между бедствиями. Иными словами, окаменелости, указывающие на катастрофическую гибель, свидетельствуют не о Ноевом Потопе, а о несчетных разновременных локальных бедствиях (Пучков, 2001), подобных гибели Геркуланума и Помпей от вулкана, аула Алматы (на месте нынешней Алма-Аты) - от селя или отдыхающих на пляже "возле города Кача в 20 км от Севастополя" - от оползня 21 июня 2005 г., мгновенно покрывшего их "массой песка, глины и камней" (Львовски, 2005: 3).

 

3. ДОПОТОПНАЯ "ЭКОЛОГИЧЕСКАЯ ЗОНАЛЬНОСТЬ" И "ПОТОПНАЯ СОРТИРОВКА": "И ... И" ЛИБО "ИЛИ ... ИЛИ"?

Моррисиане (Хэм и др., 1993; Моррис, 1995; Головин, 1999; Хэм и др., 2000; Тэйлор, 2000) настаивают, что Потоп не был равномерным залитием суши водою, а сопровождался гигантскими повсеместными землетрясениями и извержениями, всепланетными разрывами и подвижками земной коры, катастрофически быстрыми спредингом и субдукцией литосферных плит, излиянием в допотопный океан (или в разрозненные моря?) горячего "океана" подземных вод, беснованием чудовищных волн, многократно обегавших планету и полностью смывших допотопные "низкие и пологие" горы, весь прежний рельеф и кору до самых "кристаллических платформ" (Тэйлор, 2000), так что в "водной суспензии" смешались все допотопные почвы и напластования, вместе с непрерывно извергавшимися вулканическими продуктами. Потом, параллельно с ростом новых (нынешних) гор, все это переотложилось в виде осадочных пород, будучи сортируемо водой по весу то ли еще в год Потопа (там же; Моррис, 1995), то ли в ходе "послепотопных катастроф" (Юнкер и Шерер, 1997). То есть, важным элементом моррисианской версии Потопа является постулат тотального размыва допотопных слоев и их тотального же переотложения.

Но в тех же работах, кроме последней, прямо или косвенно указывается, что геологическая летопись отражает последовательность гибели организмов в местах допотопного обитания либо, отчасти, по мере их прижизненного или посмертного перемещения. У А. В. Лаломова четче, чем у единомышленников, поданы идеи отражения в геологической летописи допотопной "экологической зональности", "различной подвижности животных и разной плавучести погибших тел", но при этом он не отмежевался и от постулата тотального размыва. Это позволяет любые факты, несовместимые с допотопной "зональностью", списать на "разную подвижность животных" либо на "разную плавучесть погибших тел", а если окажется, что "тела" плыли не туда, то воззвать либо снова к "зональности" либо к тотальному размыву. Да простит нас читатель, но мы в очередной раз спросим нашего критика о принципиально неопровергаемых теориях, которые, как он подробно расписывал ранее, находятся "вне поля науки" (Лаломов, 2004; Пучков и др., 2006: пункт 2.2).

Если уж говорить о науке, то в случае истинности постулата тотального размыва никакого отражения допотопной "экологической зональности" в породах Земли быть не может. Если бы Потоп и впрямь все размыл до "кристаллических платформ", перемешал в жуткую всепланетную "водо-грязе-лавоверть" и переотложил, то ископаемые повсюду лежали бы только строго по весу, размерам и форме, и никакие прижизненные "экологические барьеры" не помешали бы лечь рядом омарам и трилобитам, кембрийским, триасовым и современным двустворкам (Пучков, 2001). А. В. Лаломову, как геологу, хорошо известно, что это не так, что очень часто в одном слое лежат ископаемые самых разных размеров и веса. Хочется верить, что именно поэтому он, в отличие от своих "не всегда научно грамотных" единоверцев (Лаломов, 2004; Пучков и др., 2006: пункт 1.), не защищает открыто идею тотального размыва. Более того, коль он считает возможным "реконструировать" по окаменелостям и слоям "экологические условия существования древних биоценозов" (пусть и не "полностью"), судить по ним (пусть и "не всегда"), об "особенностях в строении древних экосистем" и, в частности, о существовавших между ними "экологических барьерах" (см. выше 1), то это - равносильно молчаливому отказу от постулата тотального размыва!

Но если критик пожертвовал здесь моррисианством ради геологической истины, то в своей ""палеоэкологической" модели" он нещадно жертвует моррисианству истины экологические (см. ниже 4-7, 10). Зря: экология - столь же серьезная наука, как и геология с палеонтологией, и требует не менее уважительного отношения! Впрочем, и с геологическими истинами наш геолог считается крайне выборочно (см. ниже 8 и 9, а также Пучков и др., 2006), так что наивно ожидать, что он будет "соблюдать правила на чужой половине поля"!

Излагаемые ниже факты хорошо известны, и ни у кого (в том числе, насколько нам известно, и у моррисиан) не вызывают сомнений. Но их приходится напомнить, чтобы продемонстрировать несостоятельность "палеоэкологической" модели А. В. Лаломова (см. выше 1). Со всей ответственностью заявляем, что хотя разделы 6, 7 и 10 слишком обширны и перегружены деталями, они охватывают лишь малую толику фактов, несовместимых с этой моделью!

 

4. ЛЖЕЭКОЛОГИЧЕСКИЙ ВОПРОС НЕ ПО АДРЕСУ

А. В. Лаломов саркастически спрашивает: "Что касается требования найти "одни и те же семейства живых организмов" во всех геологических слоях - может быть ДПД подскажут, какие из современных семейств присутствуют во всех экосистемах от континентальных до океанических? (А именно палеоэкосистемными, согласно Мейену, являются все палеонтологические границы)".

Таким передергиванием автор защищает свою "палеоэкологическую" теорию (см. выше 1), по которой все нынешние и вымершие организмы всех эр и периодов жили одновременно в разных допотопных экосистемах, как теперь живут на Земле обитатели тундр, пустынь, африканских, американских и прочих саванн и влажных дождевых лесов, морских мелко- и глубоководий и т. д. Передергивание тем более странное, что для другого случая А. В. Лаломов в точности передал нашу мысль: "Решающим аргументом в пользу креационистской точки зрения, по мнению ДПД "было бы разве что доказательство синхронности формирования отложений, относимых геологами к разным эпохам, и того, что во все эти эпохи существовали одни и те же семейства живых организмов. То есть обнаружение, к примеру, динозавров, существовавших непрерывно с протерозоя до кайнозоя, кайнозойских трилобитов, силурийских мамонтов, рифейских археоптериксов и т. п." (см. также Пучков и др., 2006: пункты 4 и 5).

Где здесь, почтеннейший, "требование найти "одни и те же семейства живых организмов"" и в "континентальных" и в "океанических" экосистемах? У Вас и Ваших единоверцев просят не доказательств совместного с трилобитами обитания динозавров, мамонтов и археоптериксов на дне силурийского моря, а доказательств того, что в дни силурийских трилобитов сушу населяли динозавры, мамонты, археоптериксы, индрикотерии и весь прочий вымерший и ныне живущий "зоосад и ботсад", в соответствии с утверждениями "ученых"-креационистов (Моррис, 1995; Юнкер и Шерер, 1997; Головин, 1999; Тэйлор, 2000; Хэм и др., 2000; Сарфати, 2005) и Вашими собственными. Также у Вас и Ваших единоверцев просят (см. Пучков, 2001: 29-30) доказательств того, что во времена кембрийских и силурийских трилобитов и иже с ними, существовала в морях и вся морская (донная, планктонная и нектонная, мелко- и глубоководная) фауна, характерная для всех эпох всех последующих периодов, вплоть до нынешнего. Не из-за отсутствия ли таких доказательств (см. ниже 6-10 и Пучков и др., 2006) Вы грубо передернули нами сказанное?

Если бы А. В. Лаломов стремился к истине, то, не передергивая наших мыслей, и не приплетая С. В. Мейена к чуждым тому представлениям (см. ниже 8 и Пучков и др., 2006: пункт 4.2), он предложил бы нам указать современные семейства, роды и виды, широко распространенные и встречающиеся в большом диапазоне сухопутных и морских экосистем соответственно. То есть таких, чьи остатки, стань они ископаемыми, указали бы стратиграфам через миллионы лет на принадлежность отложений, образующихся теперь в разных условиях (если эти отложения и ископаемые в них сохранятся к этому времени) к современной (голоценовой) эпохе или, хотя бы к четвертичному периоду и кайнозойской эре. На такой, вполне законный, вопрос отвечаем, что в воде и на суше есть много таких семейств и даже видов (см. 6 и 7).

 

5. ДОКАЗЫВАЮТ ЛИ ПИНГВИНЫ С МЕДВЕДЯМИ "ПРАВОЕ ДЕЛО" ДОПОТОПНОЙ "ЭКОЛОГИЧЕСКОЙ ЗОНАЛЬНОСТИ"?

Согласно А. В. Лаломову, "в условиях катастрофы первыми гибли и захоранивались донные членистоногие и моллюски (позже эти слои получили название раннего палеозоя), затем рыбы (девонский период <...> так и называют - "век рыб")". По Г. Моррису (1995) и Й. Тэйлору (2000) тяжелые и компактные двустворки и трилобиты легли на дно раньше рыб: их, не способных уплыть, якобы ошпарили "горячие" подземные воды, отравленые продуктами вулканизма, а потом - первыми погребли осадки.

На конференции в Киеве (14 декабря 2000 г.), а затем в статье мы задали критику и его союзникам такие вопросы: "Пусть "тяжелые и донные" трилобиты гибли и окаменевали первыми. Но почему в слоях кембрия и силура они не лежат вперемешку с "тяжелыми и донными" омарами, крабами, рак-медведями, современными устрицами (т.е. Ostrea, а не вымершими двустворками и плеченогими) и тридакнами, коль те были созданы с трилобитами в один буквальный день? Почему в девонских слоях находят "тяжелых" и "легких" вымерших, но ни "тяжелых", ни "легких" выживших рыб?" (Пучков, 2001: 29).

А. В. Лаломов, не назвав этих и других из заданых ему (там же) вопросов, ни их источника, все же попытался ответить: "Схема катастрофического осадконакопления не решает всех проблем распределения окаменелостей в осадочных слоях. В частности, действительно, трудно объяснить, почему современные формы придонных организмов не обнаруживаются вместе с трилобитами, которые, по-видимому, занимали в кембрийское время ту же самую экологическую нишу. Возможно, это связано с тем, что мы не можем полностью реконструировать экологические условия существования древних биоценозов. Так, к примеру, в наше время пингвины и белые медведи обитают в совершенно одинаковых условиях, но встретиться могут только в зоопарке, поскольку между ними лежит экологический барьер в виде теплого экваториального пояса (При желании список подобных примеров можно продолжить). Выявить такие особенности в строении древних экосистем не всегда представляется возможным."

Это - лишь декларация о намерениях, программа поисков объяснения, а не само объяснение. Интересно, что столкнувшись с проблемой, критик тут же вспомнил о неполноте палеонтологической информации, которую он и другие креационисты всегда отрицают или замалчивают, когда речь заходит о переходных формах (см. Лаломов, 2004; Пучков и др, 2006: пункты 2.4 и 4.6).

Относительно белых медведей и пингвинов нас интересует, как вообще их существование совместимо с моррисианским креационизмом: где они существовали в допотопные (безморозные, если верить креационистам - напр. Моррис, 1995) времена и как после Потопа мигрировали от Арарата (пингвины - через тропики) в зоны своего современного обитания?

Что до прочих "подобных примеров" форм-современников, изолированных "экологическими барьерами", то не меньше, а в некоторых типах сред - даже больше случаев, когда "барьеры" преодолеваются, когда вид (род, семейство) оказывается присущим нескольким либо многим типам водных, сухопутных либо земно-водных сообществ, принадлежащих одному либо разным биомам. Такие виды (роды, семейства) надежно указывают на геологическую изохронность близких и удаленных современных сообществ, на их принадлежат кайнозою, а не мезозою, антропогену, а не миоцену, либо даже голоцену, а не плейстоцену. Человек мало-мальски сведущий в экологии, в частности в природе "экологических барьеров" и их относительности, только пожмет плечами, когда ему всерьез скажут о возможности такой "экологической зональности", чтобы на протяжении то ли 1656 лет, то ли даже до чуть более 4-х тысяч лет допотопного времени, допускаемых моррисианами (напр. Моррис, 1995), могли сосуществовать не взаимопроникая,"чистые" современные экосистемы с "чистыми" карбоновыми, юрскими, и остальными экосистемами прошлого. Чтобы не быть голословными, приведем некоторые (из несчетных возможных!) примеры отдельно по океанским и материковым экосистемам.

 

6. ЭКОЛОГИЧЕСКИЕ БАРЬЕРЫ В ОКЕАНЕ И ВОЗМОЖНОСТЬ В НЕМ ДОПОТОПНОЙ "ЭКОЛОГИЧЕСКОЙ ЗОНАЛЬНОСТИ"

6.1 Пояснение: биогеографическое деление Мирового Океана

Мировой океан включает неритическую (от уреза воды до 200-250 м, где материковая отмель перегибается в материковый склон) и океаническую (материковые склон и подножие, океанское ложе с горами и впадинами и вода над этими частями дна) провинции. В первой находятся литораль, заливаемая в прилив, и сублитораль, всегда покрытая водой. Во второй выделяют поверхностную пелагическую зону или пелагиаль, куда проникает свет (от 0 до 200-300 м, редко -- до 500 м) и глубоководную зону или абиссаль, где царит вечный мрак. По ряду причин эти подразделения и их части (см. Бобринский, 1951; Михайлова и др., 1989; Лопатин, 1989) не отграничены резко, а взаимопроникают; так, пелагиаль простирается и в неритическую зону, размещаясь здесь прямо над придонной и донной или бентической зонами, кроме, конечно, наиболее близких к берегу мест (там же); это приводит к обмену многими из организмов между частями океана, из-за чего барьеры между морскими экосистемами относительны.

 

6.2 Возможна ли допотопная "зональность" по А. В. Лаломову если учесть природу "экологических барьеров" для океанского нектона?

Нектон суть жители пелагиали, способные в своем плавании противостоять силе течений и волн. Это - почти все здешние рыбы (взрослые!), китообразные, черепахи, кальмары. Почти все они быстры, маневренны, способны к дальним (порой - трансокеанским) плаваниям в течение жизни. Среда поверхностных вод монотонна, предел распространению "великих пловцов" кладут лишь температурные, глубинно-световые да, кое-где, соленостные барьеры. Основная (полносоленая) часть пелагиали занята семью экосистемами: 2 тропических и субтропических вод (Индо-Пацифики и Атлантики, включая и Средиземное море), 3 умеренных вод (южная, североатлантическая, северотихоокеанская) и 2 полярных вод. Их границы в основном температурные и неодинаково жесткие для разных существ; одни виды, роды, семейства живут только в одной экосистеме (их % высок в полярных водах), но много других - общие для двух, нескольких и даже всех экосистем сразу. Многие семейства (напр. скумбриевые, тунцовые, корифеновые, ставридовые, горбылевые, летучие рыбы, колючие и настоящие акулы, кальмароподобные каракатицы, настоящие кальмары и т. д.) обитают во всех поверхностных водах тропиков, субтропиков либо также умеренной зоны.

Есть даже виды (рыба-меч, обыкновенный тунец, катран, белая и сельдевые акулы, головоногое аргонавт и др.), населяющие все теплые и умеренные воды пелагиали трех океанов. Намного больше видов и родов пелагических рыб и головоногих распространены по теплым водам всех океанов либо встречается почти везде в пределах одного или двух океанов. Добавим касаток и кашалотов, населяющих все океаны, некоторых дельфинов и всех морских черепах, чьи виды или роды населяют всю теплую или еще и умеренную часть пелагиали. Немало форм встречается от Арктики до субтропиков (тресковые, сельдевые и др.) либо избегают экваториальную зону, но населяют субтропические и умеренные (напр. опах или божий лосось и гигантская акула) либо умеренные и полярные воды (напр. многие усатые киты и полярные акулы) , чье распространение тоже не ограничено "одной экосистемой" (Никольский, 1954; Беспозвоночные..., 1968б; Земноводные..., 1969; Рыбы..., 1971; Млекопитающие..., 1971). Все эти организмы, сохранись они в геологической летописи, могли бы быть использованы в будущем для датирования голоценом или, хотя бы, поздним кайнозоем океанических отложений, образовавшихся в разных экосистемах.

Если согласиться с А. В. Лаломовым, что современные нектонные жители, действительно созданы на 3-й день Творения, одновременно со всей вымершей живностью, то как он объяснит, "не вводя в заблуждение малоподготовленную аудиторию", почему кашалоты, косатки, рыба-меч, тунцы, ставриды, летучие рыбы и их враги корифены, современные акулы и прочие превосходные пловцы, бороздящие теперь просторы теплых и умеренных вод всех океанов, не проникали в океанскую же пелагиаль, населенную миром мезозойских акул, мезозойских костных рыб (до середины мела резко отличных от нынешних!), мезозойских головоногих (белемнитов и аммонитов) и великих тогдашних морских рептилий? (напр. Давиташвили, 1949, 1969; Никольский, 1954; Bakker, 1990; Кэрролл, 1992, 1993б). А что мешало названным представителям мезозойского и современного нектона проникнуть в ту часть пелагиали, где жили палеозойские хрящевые и костные рыбы, отличные от современных и мезозойских на семейственном, отрядном, а то и подклассовом уровнях и иными, чем в мезозое, наутило- и аммоноидеями? И в раннепалеозойскую пелагиаль, с ее еще более иными головоногими, отдельными пелагическими трилобитами и существами уже позвоночными, но еще не рыбами, такими как Birkenia? (там же).

Поскольку мировой океан существовал с докембрия (Давиташвили, 1968; Горшков и Якушова, 1973; Синицын, 1980; Еськов, 2004), невозможно, оставаясь в рамках науки, представить "экологические барьеры", способные предотвратить такую экспансию. Только невежда в морской экологии поверит, что нектонная фауна в океанической и неритической пелагиали допотопного океана держалась кучно по эрам, периодам и эпохам [упрощая картину, мы ничего не сказали о существенных различиях нектонных фаун разных периодов одной эры и, часто, разных эпох одного периода!], а не расселялась по пелагиали всего океана. Физические препятствия для нее в мезозое еще менее мыслимы, чем теперь: в силу отсутствия полярных вод со льдами, признаваемого учеными для мезозоя (Давиташвили, 1949, 1968; Синицын, 1980; Мейен, 1987; Еськов, 2004), а моррисианами для всего "допотопного" времени (Lubenow, 1994; Моррис, 1995; Хэм и др., 2000; Тэйлор, 2000), они были бы распространены даже шире, чем ныне.

Немыслимы и биологические препятствия: биомеханически морские рептилии не превосходили китообразных (Давиташвили, 1949, 1968), а по умственному развитию, судя по малым размерам их мозга, далеко уступали им. В лучшем случае "драконы" не помешали бы расселению зубатых китов по всей пелагиали, а в худшем - последние вытеснили бы их в конкурентной борьбе. Не развела бы морских рептилий и зубатых китов, будь они современниками, по разным слоям и сортировка по весу во время Потопа: среди ихтио-, плио-, плезио- и прочих -завров предостаточно форм тех же размеров и комплекции, что мелкие, средние и крупнейшие дельфины. Кашалоты же тяжелее всех известных мезозойских морских рептилий, но кости их лежат не в ниболее низких, а в "высоких" позднекайнозойских слоях. И ум дельфинов, косаток и кашалотов никак не помог бы пережить морских "-завров": живописуемая моррисианами кипящая, отравленная, беснующаяся водо-лаво-грязеверть, наставшая, де, вследствие всепланетного раскола океанского дна (Моррис, 1995; Хэм и др., 2000; Тэйлор, 2000), одновременно убивала бы без разбору любую живность!

А где, по мнению А. В. Лаломова, жили и что ели до Потопа собственно киты и киты-полосатики, кормящиеся теперь скоплениями криля и/или стайных рыб на границе умеренных и полярных вод? Ведь допотопный климат, согласно Моррису и Ко, был всюду теплым, а в нынешных теплых водах такие скопления китового корма неизвестны. И почему тяжелые кости этих гигантов не отсортированы водой так, чтобы лежать ниже костей мезозойских рептилий ни даже в тех же слоях, а появляются лишь ближе к концу неогена?

 

6.3 Возможна ли допотопная "зональность" по А. В. Лаломову если учесть природу "экологических барьеров" для океанского планктона?

Планктон суть жители пелагиали, неспособные противостоять силе несущих их течений и волн. Фитопланктон - одноклеточные, реже - многоклеточные водоросли. Зоопланктон - очень мелкие или наннопланктон (многие одноклеточные, коловратки и др.) и мелкие (многие рачки, некоторые моллюски, сальпы, аппендикулярии), реже - средние (плавающие морские лилии, большинство медуз и гребневиков, и др.) и даже крупные (величайшие медузы и сифонофоры, рыба-луна, встречающуюся везде в океане, кроме полярных вод) животные. Кроме того, у многих пелагических и донных рыб и подавляющего большинства сидячих и подвижных донных беспозвоночных икра и/или личинки тоже входят в состав планктона и перемещаются водой то на малые, то на огромные расстояния. Барьеры, ограничивающие распространение видов планктона те же, что для нектона (см. выше 6.2), но планктон, вынесенный в неподходящие условия, погибает. Среди планктона пелагиали большинство семейств (их перечень занял бы слишком много места), а также многие роды и виды имеют квазивсесветное (по всем теплым, либо по теплым и умеренным водам всех океанов или по всем холодным и умеренным водам) распространение, а другие - есть всюду в пределах соответствующего температурного пояса одного, двух или трех океанов в их океанической и неритической зонах (до литорали и супралиторали, куда их приносят приливы и прибой). Поэтому, ряд планктонных организмов, при условии сохранения их остатков в геологической летописи, мог бы послужить в будущем для датирования голоценом или, хотя бы, поздним кайнозоем слоев океанических отложений, образовавшихся в разных экосистемах.

От наннопланктона прошлого сохранились скелетики фораминифер, радиолярий, кокколитофорид, силикофлагеллят, диатомей (Давиташвили, 1949, 1968; Мейен, 1987; Михайлова и др., 1989; Еськов, 2004). Никаких закономерностей сортировки их по весу в геологических слоях не наблюдается: в отложениях всех подразделений фанерозоя есть формы разных размеров и лежат они в одних и тех же слоях. Например, в карбоне и перми обычны крупные (до 20 мм) фораминиферы отряда фузулинид; но в одних слоях с крупными, лежат и мелкие представители того же и других отрядов; и в более поздних (вышележащих) слоях мезо- и кайнозоя известны как мелкие, так и очень крупные фораминиферы, как палеогеновые нуммулитиды, порой превышающие размеры фузулинид. То же касается и многоклеточного планктона (там же).

Состав родов и семейств всех класов планктона менялся во времени; поначалу (нижний палеозой) современные семейства вовсе отсутствовали. Это было бы невозможным в случае изначального существования современных семейств и отрядов, учитывая отсутствие в океанической, и даже в неритической зоне, препятствий для распространения планктонных организмов (см. выше). В каждую из эпох палео-, мезо- и кайнозоя были географические и фациальные различия в наборах видов планктонных существ, но они не мешает заметить смен во времени состава всех групп планктона, отмеченых в морских отложениях всего мира (Давиташвили, 1949, 1968; Мейен, 1987; Михайлова и др., 1989). Среди планктона пелагиали прошлого (остракод, простейших и др.), как и теперь, было немало форм квазивсесветных, оказывавшихся, благодаря приносу водой, в разнофациальных отложениях (Михайлова и др., 1989), что позволяет устанавливать геологическую одновозрастность разных экосистем одного региона и удаленных регионов.

 

6.4 Возможна ли допотопная "зональность" по А. В. Лаломову если учесть природу "экологических барьеров" на мелководьях?

Здесь экологические барьеры многообразней, чем в толще воды. Состав сообществ зависит от дна: на гранитном, известняковом, песчаном и илистом дне они различны. Различны они и при идентичности субстрата в зависимости от глубины, климата, степени влияния волнения, приливов, впадающих рек и др. Лицо сообществ определяет и сама биота, прежде всего виды-эдификаторы, будь то ключевые хищники или виды, дающие пищу и/или убежище многим другим видам: напомним экосистемы коралловых рифов, "лугов" и "лесов" различных водорослей. Неудивительно, что многие существа обитают только в одном из многих типов донных сообществ. Тем не менее, все донные сообщества несут теперь печать изохронности, принадлежности к нашему четверичному периоду.

Во-первых, кроме видов, "верных сообществу", немало рыб и беспозвоночных населяют сообщества многих типов. Так, обыкновенный осьминог живет на шельфах всех морей, кроме полярных. Если же брать ограниченные регионы, то хищников, кормящихся в мелководных биотопах различных местообитаний окажется немало среди рыб и головоногих.

Во-вторых, среди форм сообществ, различных на видовом уровне, многие принадлежат к общим родам или семействам. Поэтому, современные сообщества, скажем, коралловых рифов и илистого дна, более сходны между собой по систематическому составу своих членов, чем, соответственно с таковыми коралловых рифов и илистого дна девонского или юрского времени. Так, в почти всех или даже во всех биотопах сублиторали тропических, субтропических и умеренных вод встречаются рыбы многих семейств (звездочетовые, губановые, каменные окуни, барабульковые, морские собачки, камбалы-ромбы, морские языки, морские иглы и коньки и др.), коих не было в юре, ни, паче, в девоне, когда не было даже инфракласса костистых (Teleostei), охватывающего более 90 % видов рыб современности. [Для незоологов напомним, что инфракласс костистых - господствующий теперь инфракласс класса костных рыб, представленного в девоне другими инфраклассами, малочисленными теперь: двудышащими, кистеперыми, хрящекостными]. Ряд других семейств костистых (муреновые, спинороги, кузовки, иглобрюхи, щетинозубы и др.) населяет теперь мелководья тропических и субтропических вод, не проникая в умеренные. Широко (вся литораль или ее тепловодная часть), распространен и ряд семейств хрящевых рыб, ракообразных, моллюсков, раков, иглокожих, чуждых мелководьям палеозоя и, отчасти, мезозоя.

В-третьих, о принадлежности современных донных и придонных сообществ одному геологическому времени свидетельствует проникновение в них нектонных и планктонных организмов (см. выше 6.2, 6.3). Планктон приносится током воды в донные, даже в литоральные сообщества разных экосистем, где потребляется организмами-фильтраторами. Это повышает шансы видов планктона с хорошо сохраняющимися твердыми частями (фораминиферы, радиолярии, остракоды, диатомеи, кокколитофориды и др.), захоронившись, указывать на изохронность разных донных сообществ между собой и с собществами пелагиали своего времени.

Наконец, основная масса донных организмов имеет планктоных личинок. Трохофоры кольчатых червей, велигеры моллюсков, науплиусы и другие личинки ракообразных, паренхимулы и амфибластулы губок, планулы кишечнополостных, икринки, личинки и мальки многих донных и донно-нектонных рыб разносятся водой на десятки, сотни, даже тысячи километров; осев на дно и/или испытав метаморфоз они либо гибнут в неподходящих условиях либо приживаются в подходящих. Так сохраняется видовое единство популяций, разделенных неподходящими для них пространствами; вот почему экосистемы, скажем, коралловых рифов Тихого и Индийского океанов состоят в основном из одних и тех же семейств, родов и, часто, видов, хотя рифы зачастую разделены сотнями и тысячами километров открытой воды, непригодной для жизни взрослых обитателей кораллового рифа.

При всей невозможности "полностью реконструировать экологические условия существования древних биоценозов", где существовали "придонные организмы" прошлого, основные особенности разделяющих их "экологических барьеров", не могли быть в условиях единого океана принципиально иными, чем теперь: если, согласно А. В. Лаломову, все нынешние "роды" "придонных организмов" жили в том океане, то в нем не могли не присутствовать и надлежащие условия для их жизни, включая и расселение водой их планктонных личинок.

Исходя из этого, мы спрашиваем нашего оппонента: что поддерживало невероятное разнообразие экосистем донных мелководий, где, кроме существующих, жило столько вымерших форм? Что изолировало друг от друга трилобитов, четырехлучевых кораллов, табулят, цисто- и бластоидей, ракоскорпионов, граптолитов, донных панцирных рыб и прочих обитателей мелководий разных периодов и веков палеозоя? Что не пускало в эти палеозойские донные сообщества жителей мелководий мезо- и кайнозойских морей, коль они, по вашему вероучению, тоже изначально существовали? Как получалось, что палео-, мезо- и кайнозойские сообщества экологически схожих фаций (илистого или песчаного дна, коралловых рифов и др.), оказывались населенными таксономически резко различными фаунами, тогда как сообщества экологически разных фаций, но одной геологической эпохи, оказывались населенными организмами таксономически близкими?

Уточним, что основная проблема не в площади мелководий (она резко увеличивалась в эпохи огромных эпиконтинентальных морей), а в том, что донные беспозвоночные и рыбы, в основной массе, имеют планктонных личинок, разносимых водой, оседающих и превращающихся во взрослые формы в подходящих местах (см. выше). И в том, что нет оснований полагать, что в мезо- и палеозое ситуация была иной: во-первых, разнос водой личинок - столь же неотъемлемая черта экологии большинства донных жителей, как для семенных растений - разнос семян и плодов ветром, водой или живыми агентами; во-вторых планктонные личинки вымерших существ обнаружены уже среди остатков кембрийского наннопланктона (Еськов, 2004).

Раз так, ничто не мешало планктонным личинкам донных организмов прошлого заселять, оседая "по роду их", подходящие каждому "роду" варианты скалистых, рифовых, илистых и прочих сред. Коль все морские "baramin'ы-семейства" были современниками, маловероятно, чтобы шестилучевые кораллы (господствующая с мезозоя доныне группа рифообразователей) формировали на подходящих местах только "классово-чистые" рифы, не проникая ни одним видом в "классово-чистые" или "классово-смешанные" рифы сугубо палеозойских кораллов (четырехлучевых кораллов, табулят и др.). А допустив, что это все таки было так, невозможно объяснить, оставаясь в рамках науки, почему все нынешние семейства коралловых рыб из инфракласса костистых оказались связаны только с рифами из шестилучовых кораллов: палеозойские кораллы не превосходили прочностью нынешних, не хуже их могли служить кормом для мощнозубых кузовков, спинорогов, иглобрюхов, двузубов, рыб-попугаев; и устраивать убежища эти и прочие современные жители рифов могли бы в палеозойских кораллах не хуже, чем в нынешних. Тем не менее, и рыбы и беспозвоночные в рифовых, как и в прочих, экосистемах разных периодов палео-, мезо- и кайнозоя разные.

Так, коралловые рыбы позднего палеозоя, большей части мезозоя и позднего мела/кайнозоя, будучи конвергентно сходными по форме тела и, часто, строению зубов, принадлежат к последовательно сменявшим друг друга (не без вполне естественного частичного перекрывания во времени) инфраклассам хрящекостных, цельнокостных и костистых. Та же смена древних рыб более совершенными новыми происходила и в прочих морских и в пресноводных экосистемах, из-за чего некогда обильные и разнообразные в море и реках хрящекостные и цельнокостные рыбы сохранились доныне лишь в виде остаточных групп (осетровые, многоперовые, панцирнощуковые, амиевые) (Давиташвили, 1949, 1968; Никольский, 1954; Михайлова и др., 1989; Еськов, 2004).

Напрасны и надежды А. В. Лаломова на то, что "трилобитов, которые, по-видимому, занимали в кембрийское время ту же самую экологическую нишу", что и "современные формы придонных организмов", отделял от последних столь же эффективный "экологический барьер", как тот, каким разделены теперь "пингвины и белые медведи". Всего около 20% видов трилобитов строго приурочены к определенному типу осадка, прочие же весьма эврифациальны (Whittington, 1966 - цит по Мейен, 1989: 44), то есть жили на разных типах дна. В целом же трилобиты и другие фоновые жители раннепалеозойских мелководий населяли широкий спектр донных и нерито-пелагических экосистем, как и господствующие ныне группы "современных придонных организмов". Последние, существуй они тогда, неизбежно явились бы в биотопы любых трилобитов, кто своим ходом, кто за счет приноса водой планктонных личинок. И хотели бы мы посмотреть, как трилобиты, лишенные клешней и брюшного панциря, смогли бы "конкурентно не пустить" в свои "экологические ниши" креветок, лангустов, крабов, омаров, раков-отшельников, превосходивших трилобитов по ряду жизненно важных параметров (Давиташвили, 1949, 1968; Членистоногие..., 1960; Беспозвоночные..., 1968б, 1969).

Излишне добавлять, что сходные соображения о невозможности одновременного существования палео-, мезо- и кайнозойских форм в изолированных экосистемах внутри единого допотопного океана можно высказать и по любой другой группе донных беспозвоночных.

 

6.5 Креационизм и экологические реалии глубоководных и полярных морских биот

Глубже 200-500 м начинается глубоководье. Тут своя глубинная пелагиаль (батипелагиаль) и своя донная фауна разных глубин. Монотонность условий (одинаковая соленость, вечный мрак, температура от +2 до +4 C, гигантское, все возрастающее с глубиною, давление, толстый слой особых глубоководных илов на дне) приводит к тому, что очень многие древнеглубоководные (те, чьи семейства и отряды содержат только глубоководных представителей) рыбы и беспозвоночные распространены повсеместно. Например, плащеносная акула, ряд рыб из семейств аргентиновых, светящихся анчоусов, алепизавров, большеротов и многих других (напр. Никольский, 1954; Рыбы, 1971а).

Нет и резких границ между пелагиалью и батипелагиалью, и не только в том смысле, что обитатели второй существуют в значительной мере за счет опускающихся на дно трупов и отходов жизнедеятельности жителей первой. Многие жители обоих зон часто "ходят в гости" друг к другу: "сверху вниз" вторгаются кашалоты, рыба-меч, немало акул, а "снизу вверх" подымаются (чаще по ночам) зубастые алепизавры и ряд других рыб, включая полуглубоководную латимерию. Не являются ни жестко глубоководными, ни жестко мелководными и многие планктонные организмы. Глубины позволяют многим очень и умеренно хладолюбивым организмам (гребневик Beroe, полярная акула, эффектная рыба ламприс (опах) и мн. др.) обойти снизу экваториальную зону; такие формы живут у поверхности в высоких и на глубинах в низких широтах. Сугубо арктических и чисто антарктических семейств беспозвоночных и рыб немало (например рыбы подотряда нототениевых с пятью семействами, почти не выходящие за пределы антарктических вод), но ряд других форм малых полярных и приполярных глубин, принадлежит к семействам, родам, а то и видам, живущим и в средних и низких широтах, но на больших глубинах (напр. Бобринский, 1951; Никольский, 1954; Беспозвоночные, 1968а, 1968б; Рыбы, 1971а; Лопатин, 1989).

Данные по истории глубоководных и полярных морских экосистем отрывочны: тут много частных проблем для эволюционистов. Например, неизвестно остатков никаких истинно глубоководных рыб более древних, чем позднемеловые (Никольский, 1954; Кэрролл, 1992, 1993б). Возможные объяснения: а) незаселенность глубин высшей жизнью до появления там достаточных количеств свободного O2 (возражение: теоретически этот фактор потерял значимость еще в палеозое - Еськов, 2004); б) уход в мантию старой (всей доюрской и части юрской и меловой) океанической коры в ходе спрединга и субдукции; в) не так уж и много отложений с больших глубин находится теперь на суше и мелководьях и доступно изучению; г) скелеты существ со времением растворялись на больших глубинах (возражение: фактор этот сейчас резко выражен в одних, но слабо в других частях мирового океана).

Однако для креационистов здесь проблемы намного серьезнее. Где отыщет наш критик в своей "экологической зональности" допотопного мира место для многочисленных организмов этих экосистем, если его единоверцы (Хэм и др., 1993; Lubenow, 1994; Моррис, 1995; Хэм и др., 2000; Тэйлор, 2000) решительно настаивают, что допотопные моря были мелководными, а климат - повсюду теплым? Незавидное положение: если А. В. Лаломов не хочет признать бессилия своей "палеоэкологической" модели перед фактами экологии, ему придется признать, что единоверцы, включая самого Г. Морриса, принципиально неправы в своем взгляде на допотопный мир!

 

6.6 Допотопная "экологическая зональность" и идея разрозненных морей до Потопа

Большинство возражений против "экологической" трактовки геохронологической колонки, связанных с проницаемостью морских экологических барьеров (см. 6.2-6.4), отпадут, если согласиться с Г. Моррисом (1995), что до Потопа не было мирового океана, а среди единой суши имелись разрозненные моря, куда вливались реки, вытекавшие из Эдема. Тогда легко сфантазировать, что живность разных периодов и эпох населяла каждая свое небольшое море, из-за чего омары не навещали трилобитов, ордовикские трилобиты не якшались с кембрийскими, дельфины - с ихтиозаврами и т. д. Но возникнут другие трудности.

Во-первых, все специалисты (напр., Ланге, 1951; Давиташвили, 1949, 1968; Обручев, 1956; Горшков и Якушова, 1973; Синицын, 1980; Ясаманов, 1985; Мейен, 1987; Михайлова и др., 1989; Кэрролл, 1992, 1993а, 1993б; Еськов, 2004; Гриценко, 2005), настаивают на глубочайшей, по крайней мере с протерозоя, давности появления единого мирового океана и последующей непрерывности его существования. Хватит ли у А. В. Лаломова дерзости оспорить это всеобщее убеждение, опирающееся на многие, согласующиеся между собой, факты?

Во-вторых, в Библии (Быт. 1: 9-10) сказано о 3-м дне Творения: "И сказал Господь: "Да соберутся воды, что под небом в одно место и да явится суша". И стало так. И назвал Господь сушу землею, а собрание вод - морями". Хотя "моря" тут во множественном числе, слова "в одно место" и "собрание вод" указывают на связь этих морей, а не на их изоляцию сушей. Следовательно, изолированные первичные моря - выдумка Г. Морриса, а не смысл библейского текста. Готов ли А. В. Лаломов чтить Г. Морриса выше Библии?

В-третьих, моррисиане (Моррис, 1995; Тэйлор, 2000; Хэм и др., 2000) настаивают на небольшой глубине допотопных морей (как и на небольшой высоте допотопных гор), на катастрофическом выбросе в год Потопа на поверхность горячего подземного океана, пополам с лавой и вулканическими газами, на необычайной бурности течений со смывом почв материка и всех наслоений суши и дна морей "до кристаллических платформ", на образовании в Потоп и сразу после него всех современных гор и океанских впадин, куда и ушли воды Потопа, обнажив современные континенты. Это порождает, по-меньшей мере, три проблемы, неразрешимые в рамках моррисианства.

Одна - проблема глубоководной биоты. Где жили до Потопа глубоководные рыбы и беспозвоночные, принадлежащие к особым группам ранга семейства и выше? Не в море, ибо моря, по Моррису, были мелкие. И не в подземном океане вечного мрака, ибо воды те моррисиане считают горячими, как и положено подземным вулканическим водам, а истинно глубоководная фауна - хладолюбива (в глубинах океана всюду от 20 до 40 C), да и формы, способные к вертикальным миграциям (см. выше), тоже не живут ни в кипятке, ни в полукипятке.

Другая - что сопровождение Потопа столь чудовищным вулканизмом и размывом всех напластований погубило бы всю водную фауну (Пучков, 2001), на спасение которой Ноем в Библии нет указаний.

Третья - то, что размыв всех почв и всей верхней части коры "до кристаллических платформ" (Моррис, 1995; Тэйлор, 2000) привело бы к тому, что нигде не осталось бы ни следов допотопной зональности, ни последовательности ископаемых в геологических слоях, "напоминающей эволюционную"; все и везде лежало бы в беспорядке, перемешано, сортировано только по весу. Но этого-то и не имеем (см. выше 3, а также Пучков, 2001; Пучков и др., 2006).

 

7. ЭКОЛОГИЧЕСКИЕ БАРЬЕРЫ НА СУШЕ И ВОЗМОЖНОСТЬ НА НЕЙ ДОПОТОПНОЙ "ЭКОЛОГИЧЕСКОЙ ЗОНАЛЬНОСТИ"

7.1 Пермокарбоновые наземные экосистемы

""Поздний палеозой (карбон и пермь) известен прежде всего как эпоха рассвета наземной растительности. Это и травы, и кустарники, и высокие деревья …

Многие погибшие деревья дали начало массовому накоплению угля". Но ведь это характеристика не возрастного интервала продолжительностью в десятки миллионов лет (что же, в этот период моря с Земли исчезли?), а экосистемы болотистых прибрежных низменностей!"

Хотя специалисты и сравнивают экологически каменноугольные леса-водоемы то с прибрежно-морскими зарослями мангрового типа (Мейен, 1989: 138), то с заливными лесами амазонской низменности (Еськов, 2004), "честному" геологу Лаломову должно быть известно, что среди "трав, и кустарников, и высоких деревьев" в "карбоне и перми" отсутствовали преобладающие теперь покрытосемянные, а тогдашних голосемянные и споровые были представлены иными, чем теперь семействами, порядками, классами (напр. Давиташвили, 1949, 1968; Мейен, 1987; Михайлова и др., 1989). Умолчал он и о том, что и среди пермокарбоновых растений неболотных фаций, которые в перми впервые освоили водоразделы, тоже нет ни покрытосемянных, ни современных представителей голосемянных (там же; Еськов, 2004). И к чему достойный полного неуча в геологии вопрос "(что же, в этот период моря с Земли исчезли?)", если "честному" геологу должно быть известно, что морские отложения "карбона и перми" и маркирующие их руководящие окаменелости морских существ не менее реальны, чем тогдашние отложения с остатками наземной растительности?! (Давиташвили, 1949, 1968; Моллюски, 1958, 1960; Айзенверг, 1960; Членистоногие..., 1960; Мейен, 1987; Михайлова и др., 1989; Кэрролл, 1992). Такими недоговорками и риторикой наш критик профессионально внушает читателям заведомую ложь, будто все отложения "карбона и перми" суть исключительно отложения "экосистем болотистых прибрежных низменностей".

Но коль эти низменности были заняты до Потопа лепидодендронами, кордаитами, бенеттитами и т. д., то где же окаменелости допотопной растительности современных "заболоченных низменностей", которой тоже надлежало произрастать начиная с 3-го дня Творения? Где "травы, кустарники и деревья", растущие теперь в ольшаниках болотистых низменностей Европы, Сибири, Колхиды? Почему "многие погибшие деревья", образующие позднепалеозойские "угли" представлены лишь споровыми и голосемянными вымерших порядков? Почему в этих "углях" нет ни листочка хоть одного из деревьев современных мангров или нынешней Амазонской низменности или таковых "болотистых прибрежных низменностей" Индии, Новой Гвинеи, Китая, ни осок, злаков и ситников, составляющих современные тростники разных стран? Где росли тогда все эти очень влаголюбивые, но покрытосемянные растения?

Если А. В. Лаломов считает, будто на суше, где есть все современные "baramin'ы-семейства", цветковых растений возможны экосистемы без их участия, то это - экологический нонсенс. Цветковые, с их разнообразными приспособлениями к расселению и ко всевозможным био- и абиотическим факторам (Мейен, 1987), обречены если не на господство, то на представленность в любых континентальных экосистемах, включая болотные, прибрежные и пресноводные.

 

7.2 Мезозойские наземные экосистемы

"На следующем этапе катастрофы на прибрежных равнинах и во внутренних водоемах гибли и засыпались осадками рептилии (мезозойская эра - время рептилий)".

Эти слова в сочетании с прилагаемым рисунком внушают читателю, будто великие рептилии мезозоя не водились нигде, кроме "прибрежных равнин и внутренних водоемов", что тоже является ложью: среди водных рептилий мезозоя многие населяли океанскую пелагиаль, а среди наземных - имелись обитатели самых различных ландшафтов (Bakker, 1990; Кэрролл, 1992, 1993а; Еськов, 2004).

7.3 Природа экосистемных барьеров и взаимопроникновение членов разных сухопутных экосистем теперь и в прошлом

В разных экосистемах суши неодинаковы температурные, влажностные, почвенные и иные условия. Эффективными барьерами для многих форм жизни оказываются горные хребты, пустыни, болота, морские проливы. Экспансии видов часто мешают их враги, паразиты и конкуренты. Но, невзирая на препятствия, соседние, а порой и не соседние, экосистемы, как правило, проникают друг в друга как отдельными видами, так и целыми сообществами.

Так, ряд растений, зонально встречающихся в тундре, проникает в тайгу и широколиственные леса по болотам; мхи тайги и тундры в общем одни и те же; растительность приречных лугов содержит столько общих видов в тундровой, лесной, степной и полупустынной зонах Евразии, что эти луга именуют интразональными сообществами; ряд южных растений и насекомых далеко продвигается к северу по прогреваемым южным склонам гор, холмов и оврагов, а ряд северных - далеко идет к югу по холодным северным склонам. Если многие растения и животные жестко увязаны с экосистемами, скажем, сосняка, березняка или дубняка (что будет делать, например, желудевый долгоносик Curculio glandior там, где нет дубов?!), то, скажем, зайца-русака, волка или косулю можно встретить в любых лесных, лесостепных, луговых экосистемах востока Европы (волки живут в экосистемах самых разных биомов от тундровых до тропических!). Кроме видов, ставших космополитами вследствие развоза людьми, многие формы естественно освоили широчайший диапазон экосистем, климатов и ландшафтов в пределах одного (напр. африканский слон, тигр) или двух-трех континентов (напр. волк, бурый медведь, леопард, пума, кабан, благородный олень). Несть числа подобным примерам.

Еще больше родов и семейств-субкосмополитов, населяющих все или большинство материков и разные природные зоны на каждом из континентов (кроме Антарктиды) и убиквистов, обитающих в широком спектре сообществ разных климатических зон. Таковы злаковые, осоковые, лилейные, бобовые, губо-, розо- и сложноцветные и много других семейств растений; усачи, листоеды, долгоносики, щелкуны, чернотелки, жужжелицы, пластинчатоусые и много других семейств жуков; пчелиные, складчатокрылые осы, муравьи, ихневмониды, бракониды и много других семейств перепончатокрылых. Среди млекопитающих семейства собачьих, кошачьих, куньих, заячьих населяют почти все природные зоны Евразии, Африки и обеих Америк. Еще больше семейств зверей населяет всевозможные экосистемы в пределах тропического пояса всех континентов или разных климатических поясов на одном или нескольких материках. Список легко продолжить за счет многих других семейств беспозвоночных, птиц, рептилий, амфибий.

Обилие широкораспространенных эврибионтных видов и надвидовых таксонов, проникавших в различные ландшафты, было свойственно и прошлым эпохам. Это позволяет приблизительно сопоставлять во времени континентальные отложения, возникавшие в условиях разных экосистем, географически сближенных и удаленных. Например, в позднем плейстоцене северную Евразию занимали так называемые мамонтовые экосистемы холодного и холодно-умеренного климатов, синхронные более южным центральноазиатским экосистемам резко континентального климата и антиквусовым (названы по слону Elephas antiquus) экосистемам океаничного климата южной Европы (в потепления - большей ее части) и восточного Китая. Одни виды не покидали пределов одной из этих экосистем, другие - далеко продвигались в смежные экосистемы, а некоторые (пещерный лев, волк, бизон и лошадь в разных своих расах) были представлены во всех этих экосистемах почти одинаково хорошо. Взаимопроникали также антиквусовые и более южные субтропические, субтропические и тропические экосистемы Старого Света, мамонтовые экосистемы Евразии и Северной Америки, а также разные американские экосистемы. Поэтому, используя принцип ХВП (хронологической взаимозаменяемости признаков: см. Пучков и др., 2006: Приложение II: П.2), даже без помощи радиоуглеродного датирования удается сопоставлять во времени плейстоценовые экосистемы разных широт и континентов (Kurten, 1968; Kurten & Anderson, 1980).

Такое же взаимопроникновение наблюдалось между материковыми экосистемами раньше, вплоть до девона, хотя состав сообществ, сами сообщества и экосистемы, набор субкосмополитических таксонов сменялись во времени. Были времена почти всесветного распространения тех или иных родов, семейств и порядков в разных группах высших споровых и голосемянных; первые покрытосеменные появились в начале мела или несколько ранее, а с середины мела они стали господствовать повсеместно в средних и низких широтах, будучи, однако, заметно представлены и в высоких широтах, где местами доныне господствуют голосеменные в облике хвойных. В свое время на двух и более (некоторые - на всех) материках были представлены отряды, семейства и роды антракозавров, прочих древних земноводных, примитивных рептилий, динозавров, примитивных и продвинутых млекопитающих. С позиций эволюции вполне естественно, что появление в геологической летописи новой группы предшествует ее расцвету, расцвет - угасанию (исключение - группы, процветающие теперь, но это - тоже не навсегда). Естественно и то, что на всех материках зафиксировано, что и появление и расцвет высших споровых, голосеменных и покрытосемянных, а также амфибий-стегоцефалов, низших рептилий, высших рептилий, млекопитающих (и птиц) происходили в такой, а не в иной последовательности (Давиташвили, 1949, 1969; Savage & Russell, 1983; Мейен, 1987; Михайлова и др, 1989; Bakker, 1990; Кэрролл, 1992, 1993а, 1993б; Еськов, 2004).

А. В. Лаломов и прочие моррисиане возразят, что все эти группы существовали одновременно, но в разных экосистемах. Что ж, пусть докажут это, но с учетом всех фактов.

 

7.4 Экологическая абсурдность одновременного существования всех нынешних и исчезнувших сухопутных экосистем

Если бы "зональность организмов в геологической колонке" действительно носила "экологический характер" в смысле сосуществования всех нынешних и исчезнувших экосистем на допотопной суше, то расчленение сухопутных биомов на экосистемы обязано было быть "до Потопа" на порядки более дробным, чем теперь, а количество биомов - в десятки и сотни раз большим! Одновременно разместить на Земле все нынешние экосистемы и все исчезнувшие - не шутка! Пусть наш "честный" геолог объяснит, как это было возможно без нарушения всех известных закономерностей экологии и биогеографии, с одной стороны, и без отказа от основополагающих представлений его единоверцев (Хэм и др., 1993; Lubenow, 1994; Моррис, 1995; Хэм и др., 2000; Тэйлор, 2000; Вертьянов, 2005) о допотопном мире, с другой стороны.

При всей невозможности "полностью реконструировать экологические условия существования древних биоценозов", А. В. Лаломов не может оспорить того, что мы знаем достаточно, чтобы настаивать на эффективной изоляции биомов, относимых эволюционистами к разным эрам, периодам и эпохам. Если он исключил их изоляцию геологическим временем (кстати единственный абсолютный вид экологической изоляции известный науке!), то каковы были те "экологические барьеры", которые изолировали обитателей допотопных экосистем так, как нынешних "пингвинов и белых медведей" изолирует "теплый экваториальный пояс"?

Морские преграды? Климатические различия? Реки, болота, пустыни и горы? Да, все это работает с разной эффективностью для разных форм жизни теперь, работало и в прошлом. Но ведь моррисиане (Моррис, 1995; Хэм и др., 2000; Тэйлор, 2000) ратуют за единый допотопный материк, за пологие и низкие допотопные горы, за единообразный и повсеместно теплый климат?! И увлажнение, по их мнению, всюду было достаточным, независимо от того, признают ли они допотопные дожди (Хэм и др., 2000) или настаивают, что сушу орошали лишь пар, роса и подземные воды (Моррис, 1995; и др.). Все это максимально бы выравняло среды обитания суши, уменьшило бы различия между экосистемами (по крайней мере между биомами - экосистемами крупного ранга) и снизило бы количество экосистем, вместо их увеличения! Неужели А. В. Лаломову, "не дилетанту" в области палеоэкологии, неведома эта экологическая азбука?

А как наш "не дилетант" в области палеогеографии разместит все известные экосистемы и палеоэкосистемы на допотопной суше с ее теплым выровненным климатом без пустынь и высоких гор? Куда, при таком раскладе, приткнуть современные биомы тундр, тайги, пустынь, альпийских лугов, андийской пуны и пр.? А как соотнести во времени и пространстве совершенно разные палеобиомы, занимавшие смежные либо те же самые территории? Как могли, например, во Франции и Германии соседствовать без обмена элементами своих флор и фаун биомы заболоченных каменноугольных лесов палеофита, юрских - мезофита и буроугольных - кайнофита? Или десятки палеобиомов запада США от карбоновых до плейстоценовых, каждый из которых отражает богатые и специфичные флоры и фауны?

Не менее сложна для креационистов и ситуация с палеобиомами Азии. На значительной ее части (Монголия, запад Китая, Казахстан, Средняя Азия, Пакистан) с мела до миоцена преобладали саванны и/или несплошные леса, частично (но не всюду!) замещенные в конце миоцена степями. Эти биомы сходной структуры, существовали на одной территории в условиях периодически засушливого теплого климата, но были весьма различны по фауне: между фаунами олигоценово-раннемиоценовых индрикотериевых саванн и открытых лесов и позднемиоценово-плиоценовыми гиппарионовыми фаунами немного общего на уровне родов и даже семейств, не говоря уж об отличиях тех и других от здешних позднемеловых динозавровых фаун (напр. Синицын, 1980; Savage & Russell, 1983; Ясаманов, 1985; Кэрролл, 1993а, 1993б). Да и флора этих формаций в позднем мелу, палеогене и миоцене была, по уточненным данным, весьма различной по составу и преобладанию семейств и порядков, причем, как и у животных, чем древнее слои, тем больше различий с современностью (Мейен, 1987). Может, А. В. Лаломов объяснит нам, какие "экологические барьеры" удерживали от визитов друг к другу членов этих "древних биоценозов", коль допустить, что эти "биоценозы" были не разно-, а одновременными? Он может, правда, заявить, что конец мела и кайнозой - время после Потопа, но как тогда совместить тропический климат поздних динозавровых и палеогеновых биомов Китая и Монголии с ледниковым периодом, который, по разработкам единоверцев А. В. Лаломова (напр. Lubenow, 1994; Моррис, 1995; Хэм и др., 2000) начался как раз вследствие Потопа?!

В распоряжении А. В. Лаломова остаются еще биотические барьеры, когда одни виды кладут предел распространению других. Но они избирательны, никогда не действуют сразу против всех членов соседнего сообщества, не могут пресечь взаимопроникновения: примерами полна специальная литература.

Весьма, например, вероятно, что многие из нынешних покрытосемянных не внедрились бы в каменноугольные леса и другие сообщества палео- и мезофита, но совершенно невероятно, что никому из них не удалось бы этого сделать. Одна лишь пастбищная нагрузка от множества динозавров и млекопитающих пробила бы бреши в любых растительных сообществах, куда внедрились бы покрытосемянные, приспособленные к расселению животными своих плодов и семян, а продолжение выпаса, деятельность насекомых и другие факторы неминуемо привели бы к тому, что многие покрытосемянные утвердились бы в сообществе навсегда (см. напр. Bakker, 1990).

Трудно представить, что динозавры не взбирались на "низкие и пологие допотопные горы", а слоны, мастодонты, индрикотерии, кони, олени, львы, саблезубы и креодонты, страшась динозавров, избегали низин. Скорее в случае прямого контакта высших зверей с динозаврами, популяцинный урон первых от взрослых "драконов" был бы существенно меньшим, чем урон маломозглых "драконов" от истребления их яиц и детенышей хищными и всеядными млекопитающими. Допустим, все-же, что крупные звери до Потопа не покидали гор. Но тогда почему в динозавровых захоронениях нет крыс, хорьков, мангуст, ежей, мелких кошек и лис при наличии здесь примитивных и маломозглых зверей сходных размеров, и не лучше вооруженных? (Пучков, 2001: 30).

 

7.5 Невозможность одновременного существования всех нынешних и исчезнувших наземных семейств в единой сухопутной экосистеме

Итак, поделить допотопную сушу на участки-экотопы по числу известных нео- и палеоэкосистем, не удается, если оставаться в рамках науки. Теоретически возможен, однако, иной, прямо противоположный, путь к торжеству моррисианства. На едином материке с однородным, ввиду сплошного парового полога, равномерно теплым, но не чрезмерно жарким и достаточно влажным климатом, при отсутствии высоких гор и пустынь произошло бы максимальное смешение элементов разных биот; многие организмы, не способные сосуществать теперь, кроме как на ограниченных территориях с особо выровненным климатом "вечной весны", сосуществовали бы глобально. Можно сфантазировать, что вне каменноугольных "экосистем болотистых прибрежных низменностей" была как бы единая гигантская материковая экосистема. В ней, ввиду сходства условий, везде с одинаковой долей вероятности можно было бы встретить любых существ, будь то кенгуру, гепарды, любые динозавры и пр. Примерно так видят допотопный мир некоторые моррисиане, заявляя, что сие положение дел облегчило Ною погрузку в Ковчег представителей всех "родов" наземных животных (Хэм и др., 2000).

Эти построения экологически менее уязвимы, чем попытка А. В. Лаломова списать различия флор и фаун во времени на "экологические барьеры". Зато они еще более уязвимы с позиций палеонтологии и палеогеографии. Мы достаточно сказали (Пучков и др., 2006: пункты 4 и 5 и Приложение II) об отсутствии остатков высших современных организмов в ненарушенных нахождениях древних флор и фаун и о том, что каждый период и эпоха имели свое фаунистическое и флористическое лицо. Предостаточно и данных о древней географической зональности, указывающих на неодинаковость климатических условий в разных частях древних континентов, хотя степень различий во времени то ослабевала, то усиливалась (Давиташвили, 1969; Синицын, 1980; Savage & Russell, 1983; Ясаманов, 1985; Мейен, 1987; Кэрролл, 1993а, 1993б; Еськов, 2004).

 

7.6 Где следы допотопных агро- и урбоценозов?

Допустим, однако, что пермокарбоновые каменноугольные леса суть допотопные "экосистемы болотистых прибрежных низменностей", действительно существовали одновременно с кордаитовой, чекановскиевой и гинкговой "тайгой", риниофитными "тростниками", саговниково-бенеттитово-хвойными флорами и динозавровыми фаунами юры и раннего мела, лесными, саванновыми и болотными сообществами с динозаврами позднего мела и с млекопитающими всех эпох кайнозоя. Но коль сохранились геологические следы всех этих допотопных природных экосистем, то где следы синхронных им агроценозов - полей культурных злаков и бобовых, огородов, садов? Где остатки сел, городов, произведений ремесленников, самих допотопных людей, наконец? Ведь моррисиане настаивают, что допотопное человечество было высокоцивилизованным, занималось скотоводством, земледелием и ремеслами, строило города (Моррис, 1995; Хэм и др., 2000), "научно" вычисляют, что к Потопу народонаселение исчислялось то ли 235 млн., то ли 3 млрд., то ли даже 137 млрд. человек! (Моррис, 1995: 418). Автор этих выкладок заявляет: "люди, взобравшиеся на ближайшие холмы, утонули последними из живых творений" вот "их и не находят в осадочных породах потопа" (там же: 419).

Допустим, что это так, но где остатки городов и селений, в которых жили людские грешные полчища, и агроценозов, с которых они кормились? А. В. Лаломов, конечно же, вспомнит о неполноте геологической летописи, мы же - о неполноте экологических знаний и ненаблюдательности господ креационистов, не замечающих эффекта, оказанного миллиардными оравами людей на природные экосистемы за последние 200 лет! Будь эти оравы допотопного, цивилизованного и грешного люда научной реальностью, ни о каком массовом сохранении к моменту Потопа богатых видами природных сообществ, к тому же насыщеных крупными и гигантскими рептилиями и млекопитающими, который Ной брал на борт Ковчега, не могло бы быть и речи. Основным фигурантом среди крупных наземных жертв "катастрофического осадконакопления" был бы домашний скот, а не дикая живность.

Если классики моррисианства списывают отсутствие остатков допотопных людей и следов их цивилизации на тотальный размыв и переотложение (см. выше 3), то А. В. Лаломов не может прибегнуть к сему неотразимому доводу, не пожертвовав своею ключевой идеей, о том, что в геологической летописи хоть сколько-то отражено пространственное расположение допотопных экосистем (см. выше 1).

 

8. А ПРИЧЕМ ТУТ С. В. МЕЙЕН?

А. В. Лаломов пытается подкрепить свои утверждения авторитетом С. В. Мейена: "То, что зональность организмов в геологической колонке носит не эволюционный, а экологический характер, подтверждается выводами современной геологии: "Практически все палеонтологически обоснованные границы, таким образом, не могут считаться "эволюционными". Их палеонтологическое обоснование является экологическим, а если мы учитываем и характер смены литологии на этой границе, то и палеоэкосистемным" [Мейен, 1989, с. 43]. <...> именно палеоэкосистемными, согласно Мейену, являются все палеонтологические границы".

Это - подлог: палеоэкосистемность (экологичность) стратиграфических границ по С. В. Мейену - совсем не та, что у А. В. Лаломова. Для последнего это - границы одновременно существовавших допотопных экосистем, для первого - таковые древних экосистем, сменявших друг друга во времени. Равнять одно с другим - то же, что заявлять, будто в понятия "конек крыши", "луговой конек" (птица), "морской конек" (рыба), "кобылка" (саранчевое насекомое) и "конь" (гимнастический снаряд) говорится о настоящей лошади. В этом легко убедиться, сравнив книги С. В. Мейена (1987, 1989) с борзописью А. В. Лаломова (2004).

С. В. Мейен не считает "эволюционными" границы стратонов (т. е. отложений разных подзон, зон, ярусов, систем, эратем), "проводимые по палеонтологическим данным" не потому, что отвергает эволюцию (см. Пучков и др., 2006: пункт 4.2), а потому, что "сами моменты появления и исчезновения таксона в истории Земли принципиально неуловимы" палеонтологически в силу неполноты геологической летописи, не позволяющей "проследить эволюцию конкретной популяции, действительно давшей начало новому таксону" и невозможности распознать такую популяцию (Мейен, 1989: 43-44) среди прочих, подобных ей, но не ставших предками новых видов, родов и т. д.

Он настаивает, что границы стратонов "экологические", ибо природа экологических и геологических факторов, препятствующих и способствующих фоссилизации, такова, что виды малочисленные, узко локальные почти не имеют шансов запечатлеться среди ископаемых, в отличие от форм многочисленных, играющих значительную роль в экосистемах. Вот почему то, что от стратона к стратону одни ископаемые появляются, другие - исчезают, третьи - изменяются в числе всегда связано с изменениями тех или иных экологических условий в древних сообществах. Наконец, границы эти "палеоэкосистемны" или "геосистемны", ибо менялись не только организмы, но сообщества в целом, причем биота и абиота (т. е. живая и неживая составляющие экосистем) менялись в комплексе, сложно взаимодействуя в локальном, региональном и мировом масштабе; вот почему "смена литологии неизменно сопровождается перестройкой комплексов фауны" (Мейен, 1989: 44). Что тут антиэволюционного, доказывающего креационизм?

И как иначе: ведь смыв с суши и рельеф ее, и осадкообразование, и литогенез будут совершенно различны в зависимости от того, есть ли уже на суше высшая растительность, какая она, заняла или нет водоразделы, какие животные и как на нее воздействуют, какие организмы и в каком соотношении есть в соленых и пресных водоемах, в которые приносят материал с суши вода, ветры, оползни и т. д. Вот почему появление на нижней границе девона обильных высших споровых растений ("риниофитные тростники"), на границе девона и карбона - мощных прибрежно-морских зарослей ("каменноугольные леса-водоемы"), а во второй половине перми - зарастание водоразделов голосеменными, оказали сильнейшее глобальное воздействие не только на сухопутные, но и (через изменения характера стока и эрозии) - на морские экосистемы (Мейен, 1987, 1989; Еськов, 2004). Планетарные похолодания и потепления отражались, хотя и по разному, на самых разных сухопутных и водных экосистемах (там же). Выпадение по вине человека из материковых экосистем мамонтов и других гигантских растительноядных в конце плейстоцена, вызвало крупные изменения среди других членов этих сообществ (Пучков, 1992).

Что до отложений разных экосистем, существовавших в прошлом одновременно (как и теперь существуют много разных экосистем), то для них еще в 1837-1838 гг. было предложено понятие фаций (см. Пучков и др., 2006: пункт 4.1), одно из базовых для стратиграфии (Мейен, 1989: 140-141) и палеонтологии (напр. Давиташвили, 1949; Михайлова и др., 1989). С. В. Мейен (1987, 1989: 62-63, 88, 121-122), как и другие геологи и палеонтологи, четко различал в геологической летописи изменения в пространстве (фациальные и палеогеографические) от изменений во времени (геохронологические). Его заявление, что "фациальные" границы могут быть, а могут и не быть "хроностратиграфическими" (т. е. хронологическими изохронными), и наоборот" (Мейен, 1989: 90) означает лишь то, что возможны случаи, когда от стратона к стратону в данном месте или регионе могут меняться фациальные обстановки (например, при поднятиях относительно глубокое море могут смениться мелководьем, а потом - сушей), а вовсе не то, что различия между "риниофитными" камышами девона, каменноугольными лесами, юрскими и меловыми динозавровыми экосистемами, палео- и мезозойскими рифами и прочие палеоэкосистемами разных периодов можно свести к фациальным и географическим различиям, одновременно существовавших экосистем. У С. В. Мейена (1987, 1989) нет и намека на эту "эпохальную" мысль. Если наш критик намерен ее отстаивать, то пусть и доказывает ее исключительно от своего и прочих моррисиан имени, не оскверняя памяти С. В. Мейена, внесшего гигантский вклад в обоснование прямо противоположной мысли о закономерных сопряженных изменениях во времени экосистем и биосферы в целом.

 

9. ПРЕОБЛАДАНИЕ "ТИПИЧНОЙ СТРАТИГРАФИИ" - ФАКТ ЗА ИЛИ ПРОТИВ ДОПОТОПНОЙ "ЭКОЗОНАЛЬНОСТИ"?

В предыдущей статье (Пучков и др., 2006: пункты 4 и 5, а также Приложение II) расшифрованы основания, на которых зиждится уверенность геологов и палеонтологов в том, что геологическая летопись есть летопись этапов развития жизни во времени. Не повторяя сказанного там, отметим, что преобладание "типичной стратиграфии" над "атипичной" и обусловленость последней вторичными нарушениями первичного положения слоев (там же: пункты 4.6-4.7) однозначно дискредитируют "палеоэкологическую" модель. Если бы речь шла не о геологически разновременных отложениях разных эр, периодов и эпох, а об отложениях геологически и даже экологически изохронных экосистем, преобладание "типичной стратиграфии" над "атипичной" просто не могло бы иметь места. Не соблюдался бы в этом случае принцип Гексли или тождественной последовательности слоев, а принцип Мейена или хронологической взаимозаменяемости признаков (ХВП) (там же: Приложение II: П.2) однозначно подтверждал бы "палеоэкологическую" модель А. В. Лаломова: за счет видов, родов, семейств, способных жить во многих экосистемах сплошь и рядом наблюдалось бы смешение ископаемых, относимых к удаленным геологическим временам в первичных захоронениях; если бы "палеоэкологическую" модель А. В. Лаломова была верна, между экосистемами, скажем, юры и кембрия, силура и палеогена, мела и современности, тиаса и плиоцена во многих случаях наблюдались бы явные фациальные (латеральные) границы (там же: пункт 4.1 и Приложение II: П.3). Ничего этого нет, и А. В. Лаломову это прекрасно известно. Будь иначе, ни современная стратиграфия, ни эволюционизм не могли бы возникнуть (там же: пункты 4.1-4.7, 5 и Приложение II: П.2-4).

 

10. "ПОДВИЖНОСТЬ ЖИВОТНЫХ", "ПЛАВУЧЕСТЬ ПОГИБШИХ ТЕЛ" И ГЕОЛОГИЧЕСКАЯ ЛЕТОПИСЬ

10.1 Наземные позвоночные: наперегонки от ... "трансгрессии"

"Фактор подвижности проявлялся в способности животных спасаться от стремительно развивающейся трансгрессии", пишет А. В. Лаломов. Он - действительно профессионал: никто из моррисиан-негеологов не додумался наречь Ноев Потоп словом "трансгрессия"! Неважно, что подчеркнутое нами звучит для нормальных геологов столь же дико, как сочетание "горячий снег"!

Геологи-неморрисиане не путают понятие о трансгрессиях ни с Потопом, ни даже с цунами и не думают, что от "трансгрессий" животным приходилось убегать сломя голову. Трансгрессия - не "стремительный", а медленный в бытовом либо даже в геологическом смысле (от десятилетий до тысячелетий) подъем уровня моря в результате глобальной или региональной тектоники либо вследствие таяния полярных льдов. А также - фазы сравнительно высокого морестояния вследствие такого подъема. Мы и теперь живем в эпоху очередной межледниковой трансгрессии, когда море залило значительную часть мелководий, еще недавно осушенных и соединявших с Евразией Британию, Японию, Северную Америку...

Вернемся к потешным гонкам: "Здесь проявлялась как непосредственно физическая подвижность (помните: в нижних, пермских слоях встречаются менее подвижные рептилии, в вышележащих, мезозойских, - более подвижные), так и уровень организации высшей нервной деятельности". Не возражаем: динозавры мезозоя, вероятно, были умнее и, уж точно, - куда проворнее неуклюжих парейазавров перми! Зато парейазавры должны были ходить побыстрей наземных черепах, обремененных панцирем. Почему же тогда наземные черепахи лежат не "в нижних, пермских слоях", вместе с парейазаврами и прочими тихоходными рептилиями и амфибиями, а в мезозойских, вместе с динозаврами, и в кайнозойских, вместе с млекопитающими? С другой стороны среди пермских рептилий хватало тех, кто, судя по скелету, был куда резвей парейазавров. Например, варанопсы, иностранцевии и прочие горгонопсиды, и ящерицеподобные миллерозавры. Если все они - жертвы Потопа, то почему они, большей частью, залегают (Кэрролл, 1992, 1993а 1993б) в слоях с парейазаврами, либо даже более нижних (варанопсы)?

Еще больше вопросов по динозаврам. По логике критика их триасовые формы из нижележащих слоев потоплены раньше, а позднемеловые - позже остальных. Но легконогие триасовые стаурикозавры, юрские и раннемеловые целюрозавры и дейнониксы, а также алло-, мегало- и цератозавры юры и раннего мела с их широким шагом - явно более скоростные существа, чем бронированные и коротконогие нодозавры позднего мела! (напр., Bakker, 1990; Кэрролл, 1992, 1993а).

"В тесной связи с подвижностью организмов находится факт, что следы амфибий и рептилий часто встречаются на более низком уровне геологической колонки, чем окаменевшие остатки их тел".

Ну разумеется! Наследили и убежали повыше, где потонули! Да вот незадача: что-то неизвестно следов тираннозавров и других "мезозойских, более подвижных" рептилий в "пермских слоях", где "встречаются" кости "менее подвижных" парейазавров (напр. Давиташвили, 1949, 1969; Bakker, 1990; Кэрролл, 1992, 1993а).

"Млекопитающие, как более высокоорганизованные животные, уходили с низменностей на возвышенности и погибали в последнюю очередь, в самых верхних, кайнозойских слоях".

При всем уважении к уму высших млекопитающих трудно представить, чтобы они еще до Светопреставления ушли с низин на высоты. В допотопном мире, "хорошем весьма", если верить Г. Моррису (1995) и Кo, не бывало даже дождей. Потоп их застиг внезапно, и Бог, возжелавший истребить "всякую тварь", кроме назначеной для Ковчега, едва ли предупредил их, как Ноя с семейством. Раз так, любые наземные позвоночные, независимо от высоты организации, шли и бежали бы от воды по мере ее прибывания, как теперь в наводнения. Будучи ею настигнуты, они выбирались бы на ближайшее возвышение, ставшее островом, а не плыли бы к удаленным горам, невидимым в кромешном ливне. Сила, выносливость, скорость передвижения значили бы тут больше, чем ум. Среди динозавров было много сильных и широко шагавших форм; мощный и подвижный хвост многих из них мог быть использован для быстрого плавания; легкие формы (целюрозавры, дейнониксы и пр.) были устроены для быстрого бега не хуже страусов и копытных (Bakker, 1990; Кэрролл, 1993а). Раз так, уйти на "пологие" [если верить Г. Моррису (1995) и Кo - П.П., И.Д., И.Д.], горы у динозавров было не меньше шансов, чем у быстроходной части млекопитающих и гораздо больше, чем у тихоходной их части. Уж во всяком случае броненосцев, панголинов и глиптодонов (млекопитающий вариант гигантской наземной черепахи) в беге, ходьбе и посмертной "плавучести" (см. ниже) обставили бы не только почти все динозавры, но и многие пермские рептилии.

Далее, "честный" геолог А. В. Лаломов "забыл" уточнить, что "самые верхние, кайнозойские слои" крайне неоднородны, будучи составлены отложениями шести отделов, каждый из нескольких ярусов и многих зон, как и о том, что от нижних слоев к верхним млекопитающие все более "высокоорганизованные" и все более сходные с современными (Давиташвили, 1949, 1969; Кэрролл, 1993б). Он волен истолковать это "поумнение" как следствие того, что "умные" раньше глупых заняли более высокие места... Но, во-первых, "умный" барсук или кролик был бы растоптан позднее приплывшим "глупым" титанотерием. А, во-вторых, опять-таки, какой смысл во всех этих ухищрениях, если автор не отмежевался от постулата моррисиан о "тотальном размыве"? (см. выше 3).

 

10.2 Наземные позвоночные: "разная плавучесть погибших тел"

Наш критик говорит: "Фактор плавучести проявляется в том, что в случае гибели в водной среде, тела одних животных могут держаться на поверхности воды дольше других.

Эксперименты над трупами современных животных показывают, что птицы плавают на поверхности воды в среднем 76 дней, млекопитающие - 56 дней, рептилии - 32 дня, а амфибии - 5 дней [Рос, 2001]. Данная последовательность хорошо согласуется с порядком залегания ископаемых животных в геологической колонке; таким образом, фактор плавучести мог играть важную роль во время глобальной и кратковременной водной катастрофы".

Если эта "последовательность согласуется с порядком залегания ископаемых животных в геологической колонке", то почему в континентальных отложениях всех периодов (начиная с карбона) и эпох представлены животные самых разных размеров и веса? Среди карбоновых амфибий, как и среди вышележащих пермских, есть и крупные и мелкие, и бронированные и лишенные панциря, с изящным и тяжелым скелетом. Но все они легче триасовых мастодонзавров, стратиграфически более поздних. Первые рептилии среднего и позднего карбона (гилономусы и археотирисы) несопоставимо легче позднейших пермских парейазавров, эстеменозухов и прочих, но вполне сопоставимы с пермскими же миллерозаврами. Карбоновым гилономусам, пермским миллерозаврам и мезозойским ящерицам надлежало бы лежать в одних слоях с современными формами ящериц, если бы речь шла о пловучести и водной сортировке, а не о "смене актеров", исполнявших "роль" мелких и прытких ловцов насекомых в разновременных экосистемах менявшегося мира (Кэрролл, 1992, 1993а).

Первые (конец среднего триаса) крокодилы (террестризухи) и динозавры (лагозухи) как раз самые легкие. Излишне уточнять, что в слоях от конца триаса до конца мела остатки мелких, средних и гигантских динозавров неизменно сопутствуют друг другу (напр. Bakker, 1990; Кэрролл, 1993а), что целюрозаврам, с их легкими воздухоносными костями птичьего типа (там же), надлежало бы, с позиций "фактора плавучести", лежать выше млекопитающих.

Действительно, трупы "птиц плавают на поверхности воды" дольше трупов млекопитающих, рептилий, амфибий. Но если все ископаемые наземные позвоночные суть жертвы Потопа, то почему остатки столь многих рептилий, амфибий, млекопитающих вымерших и ныне живущих таксонов представлены в более поздних геологических слоях, чем первые птицы? (напр. Давиташвили, 1949, 1969; Bakker, 1990; Кэрролл, 1992, 1993а, 1993б). И почему археоптерикс, амбиортус и другие мезозойские птицы, более примитивные, чем нынешние, но ничуть не более тяжелые, захоронились в более ранних слоях? Кстати, сугубо кайнозойские нелетающие форораки, диатримы и страусы, залегающие "в геологической колонке" выше мезозойских птиц, куда тяжелее последних.

 

11. НЕОБХОДИМО ЛИ ЗАКЛЮЧЕНИЕ ?

Нет, ибо пришлось бы повторить сказанное в заключении предыдущей статьи (Пучков и др., 2006: пункт 7). Добавим лишь, что нам странно, что профессиональный геолог отстаивает идею, вот уже 150 лет как оставленную наукой ввиду отсутствия геологических и биологических доказательств. Показательно, что используя "потопную" аргументацию (Лаломов, 2004) против нашей статьи, не касавшейся Потопа (Дзеверин и др., 2002), наш оппонент и его союзники по INTERNET'у ни словом не упоминают наших статей по данной теме (Пучков, 2001, 2003), где продемонстрирована полная несостоятельность этой аргументации. Особо рекомендуем две последние работы читателям, желающим удостовериться, действительно ли А. В. Лаломов "научно опроверг эволюцию" и "доказал факт Потопа", ибо большинство аргументов тех двух работ не повторены выше.

 

CСЫЛКИ

Айзенверг Д. є., Баранова Н. М., Веклич М. Ф. и др. (всего 24 автора). Атлас палеогеографiчних карт Української i Молдавської РСР. - Київ: вид-во АН УРСР, 1960. - I-XVI + 78 карт.

Беспозвоночные. Простейшие и др. / под ред. Л. А. Зенкевича. -- М.: Просвещение, 1968а. -- 580 с. [Жизнь животных в 6-ти томах. Т. 1]

Беспозвоночные. Моллюски и др. / под ред. Л. А. Зенкевича. -- М.: Просвещение, 1968б. -- 564 с. [Жизнь животных в 6-ти томах. Т. 2]

Беспозвоночные. Членистоногие (окончание). Онихофоры / под ред. Л. А. Зенкевича. -- М.: Просвещение, 1969. -- 576 с. [Жизнь животных в 6-ти томах. Т. 3]

Бобринский Н. А. География животных. -- М.: Госучпедгиз РСФСР, 1951. -- 384 с.

Вертьянов С. Ю. Общая Биология. Учебник для 10-11 классов для общеобразовательных школ с преподаванием биологии на православной основе. - Сергиев Посад: Святотроицкая Лавра, 2005. - 352 с.

Головин С. Л. Всемирный потоп: Миф, легенда или реальность? Популярное в библейский катастрофизм. Изд. 3-е, перераб. и доп. Симферополь: Христианский научно-апологетический центр. 1999. 80 с., ил.

Горшков Г. П., Якушова А. Ф. Общая геология. - М.: Из-дво МГУ, 1973. - 592 с.

Давиташвили Л. Ш. Курс палеонтологии. -- М.; Л.: Госгеолиздат, 1949. -- 835 с.

Давиташвили Л. Ш. Причины вымирания организмов. М.: Наука, 1969. -- 440 с.

Дзеверин И. И., Пучков П. В., Довгаль И. В. Эмпирические основы теории макроэволюции. - 2002. - http://evolution.powernet.ru/polemics/base.html.

Еськов К. Ю. История Земли и жизни на ней. - М. : Изд-во НЦ ЭНАС, 2004. - 312 с.

Земноводные, пресмыкающиеся / Под ред. -- М.: Просвещение, 1969. -- 488 с. [Жизнь животных в 6-ти томах. Т. 4, ч. 2]

Кэрролл Р. Палеонтология и эволюция позвоночных. Т. 1. Пер. с англ. М.: Мир. 1992. 280 с.

Кэрролл Р. Палеонтология и эволюция позвоночных. Т. 2. Пер. с англ. М.: Мир. 1993а. 280 с.

Кэрролл Р. Палеонтология и эволюция позвоночных. Т. 3. Пер. с англ. М.: Мир. 1993б. 312 с.

Лаломов А. В. Подлый удар в спину эволюционизма со стороны окаменелостей. Некоторые мысли по поводу доклада: И. И. Дзеверин, П. В. Пучков, И. В. Довгаль Эмпирические основы теории макроэволюции - 2004. - http://www.mtu-net.ru/creation/Debate/Kiev8/kiev8.htm.

Ланге О. К. Введение в геологию. - М.: Госгеолиздат, 1951. - 322 с.

Лопатин И. К. Зоогеография. -- Минск: Вышэйшая Школа, 1989. -- 318 с.

Львовски М. В Крыму на туристов обрушился склон // газета "Сегодня" (Киев). -2005, 22 июня. - С. 3.

Мейен С. В. Основы палеоботаники. -- М.: Недра, 1987. - 404 с.

Мейен С. В. Введение в теорию стратиграфии. -- М.: Наука, 1989. - 216 с.

Михайлова И. А., Бондаренко О. Б., Обручева О. П. Общая палеонтология. - М.: Изд-во МГУ, 1989. - 384 с.

Моллюски. -- Головоногие. II. Аммоноидеи (цератиты и аммониты). Внутреннераковинные / под ред. Н. П. Луппова и В. В. Друшица. -- М. : Госнаучтехиздгеол, 1958. -- 360 с. [Основы палеонтологии. Справочник для палеонтологов и геологов СССР]

Моллюски. -- Панцирные, двустворчатые, лопатоногие / под ред. А. Г. Эберзина. -- М. : Изд-во АН СССР, 1960. -- 301 с. [Основы палеонтологии. Справочник для палеонтологов и геологов СССР]

Моррис Г. Библейские основания современной науки. Пер. с англ. СПб.: Библия для всех. 1995. 480 с.

Никольский Г. В. Частная ихтиология. - М.: Советская наука, 1954. - 459 с.

Обручев В. А. Основы геологии. - М.: Изд-во АН СССР, 1956. - 360 с.

Пучков П. В. Некомпенсированые вюрмские вымирания. Сообщение 2. Преобразование среды гигантскими фитофагами. -- Вестник зоологии. -- 1992. -- N 1. -- С. 58--66.

Пучков П. В. Эволюция или творение? // Феномен спiвiснування двох парадигм: креацiонiзму та еволюцiйного вчення. - Київ: Вирiй, 2001. - С. 14-37. - http://evolution.powernet.ru/polemics/M5.htm.

Пучков П. В. Палеонтологические свидетельства: "летопись" Потопа или "летопись" эволюции? // Открытия и гипотезы. - 2003. - N 7. - С. 26-29. - http://evolution.powernet.ru/polemics/cr41.html.

Пучков П. В., Дзеверин И. И., Довгаль И. В. Честный ответ автору "Подлого удара". 1. Наука об окаменелостях опровергает окаменевшую догму. - 2006. - http://evolution.powernet.ru/polemics/

Рыбы / под ред. Т. С. Расса. -- М.: Просвещение, 1971а. -- 656 с. (Жизнь животных в 6-ти томах. Т. 4, ч. 1).

Рэфф Р., Кофмен Т. Эмбрионы, гены и эволюция. Пер. с англ. М.: Мир. 1986. 404 с.

Сарфати Д. Несостоятельность теории эволюции. Руководство для учеников, родителей и преподавателей, опровергающее современные аргументы в пользу эволюции. Пер. с англ. Симферополь: Христианский научно-апологетический центр. 2001. 136 с.

Синицын В. М. Ввведение в палеоклиматологию. -- Л.: Наука, 1980. -- 248 с.

Тэйлор Й. В умах людей. Дарвин и новый мировой порядок. Симферополь: Христианский научно-апологетический центр, СОНАТ. 2000. 552 с.

Хэм К., Сарфати Д., Виланд К. Книга Ответов расширенная и обновленная. Ответы на двадцать наиболее часто задаваемых вопросов о Сотворении, эволюции и Книге Бытия. Пер. с англ. Симферополь: Христианский научно-апологетический центр. 2000. 282 с.

Хэм К., Снеллинг Э., Вилэнд К. Книга ответов. Ответы на 12 наиболее часто задаваемых вопросов о книге бытия, сотворении и эволюции. Пер. с англ. М.: Протестант. 1993. 176 с.

Членистоногие. -- Трилобитообразные и ракообразные / под ред. Н. Е. Чернышовой. -- М.: Госнаучтехиздгеол, 1960. -- 516 с. [Основы палеонтологии. Справочник для палеонтологов и геологов СССР]

Юнкер Р., Шерер З. и др. История происхождения и развития жизни. Основные положения и понятия для уроков биологии. [Пер. с нем.] СПб.: КАЙРОС. 1997. 264 с.

Ясаманов Н. А. Древние климаты Земли. -- Л.: Гидрометеоиздат, 1985. -- 296 с.

Bakker R. T. Le pterodactyle rose et autres dinosaures. -- Bourges: Tardy, 1990. -- 468.

Kurten B. Pleistocene mammals of Europe. - London: Weidenfeld & Nicolson, 1968. -317 p.

Kurten B. & E. Anderson. Pleistocene mammals of North America. - New York: Columbia Univ. Press, 1980. - 442 p.

Lubenow M. L. Bones of contention. A creationist assessment of human fossils. -- Grand Rapids, Michigan: Baker Books, 1994. -- 295 p.

Savage D.E. & D.E. Russel. Mammalian Palaeofaunas of the World. - London, etc..: Addison-Wesley Publ. Co, 1983. - 432 p.

 

© 2006 П. В. Пучков, И. И. Дзеверин, И. В. Довгаль